Но внезапно он вспомнил слова Семаргла, который сказал Бури, чтобы та не смела подходить к Святозару и тревожить его чистую душу своей божественной красотой… И сами эти слова и забота, и помощь Богов вызвали в душе наследника острое чувство стыда… стыда за свою мгновенную слабость, которая тут же густо покрыла его щеки красным румянцев… Как, как он может проявлять слабость, когда и ДажьБог и Семаргл, помогают ему во всем, не оставляя его без участия и заботы. «Странно, — подумал наследник, — странно, что помощь в этот раз оказывает не столько Перун, сколько Семаргл… Семаргл который хоть и был почитаемым у восуров Богом, но приходил на помощь к нему, весьма редко. А вернее всего лишь один раз, в битве с Сатэгой, да и то, если вспомнить…То Бог Огня тогда даже не глянул на умирающего Богомудра, а победив чаркола вместе с Богом Сварогом улетел в Сваргу.» Помощь… помощь в сражениях всегда оказывал ДажьБог и конечно Перун, который, наследник, это всегда чувствовал, любил его, как своего внука. Но то, что сейчас, за него так тревожиться Семаргл было удивительным и очень, очень приятным. И теперь без сомнения, стало понятно Святозару, что тот голос, который оживлял птицу Алконост, на носу ладьи, принадлежал именно Богу Огня Семарглу. И сразу поднялось настроение у Святозара, а душу наполнила уверенность, в том, что этот путь он обязательно дойдет до конца, и у него непременно все получится.
Наследник глубоко вздохнул, подавляя всякое волнение в груди и успокаивая удары своего беспокойного сердца, да принялся шептать заговор, который должен был сделать его невидимым для слуг и душ Пекла. Этот заговор, как и многие другие, созданные и доступные лишь Богам, Святозару показала Вед и теперь, он, глубоко вздохнув, принялся его шептать: «О, великий дух Божий — птица Матерь Сва! Ты, вышедшая из уст Рода, ты, невидимо защищающая весь восурский люд, на протяжении веков, излей на меня свою божественную, духовную, незримую силу и надели плоть мою, невидимым светом, который не узрят демоны-дасуни, не узрят темные души и служители Чернобога! И, слово мое будет, как свет, исходящий из лика Рода!» Прозрачно-голубое сияние наполнило весь проход, засим оно стало медленно сходиться, и, сжимаясь, образовывать возле Святозара полукруг. Приблизившись почти вплотную к коже и одеянию, голубое сияние стало плотным как густой дым, и, затрепетав, заколыхалось, а миг спустя покрылось с внешней стороны землисто-серым налетом. Со стороны казалось, что наследник был окутан каким-то необычным одеянием, которое покрывало, не только вещи, руки, волосы, лицо, но даже и глаза. Оно настолько близко прилегало к Святозару, что еще чуть-чуть и впиталось бы в его кожу и вещи, но в тоже время, все же находилось на небольшом удалении, и посему зрилось, что изнутри одеяние покрыто голубым светом. Когда же Святозар поднял руку и поднес ее к глазам, то кроме буро-серых ее очертаний ничего не смог рассмотреть. «Надеюсь, — сказал наследник. — Буро-серый цвет на себе вижу только я, а для живущих в Пекле он будет не видим.»
Теперь, когда заговор на невидимость был воплощен, можно было приступать к тому, чтобы открыть саму дверь в Пекло. Святозар знал, что ворота в Пекло без ведома Чернобога не открываются, хотя слова силы и находятся со стороны прохода. Но наверняка никто из Богов и людей, кроме Азовушки жены Велеса, не захотел бы попасть в Пекло, из которого никому не удавалось выбраться. И наследник ведал также, об этом его предупреждала Вед, что стоит лишь воротам прийти в движение, как и сам Чернобог, и все его служители сразу же о том узнают, и еще неизвестно, как поведет себя Горыня приставленный их охранять. Поэтому Святозар подошел почти вплотную к створке, и остановился. Он решил, что как только произнесет слова силы, и створка приоткроется, то ему тут же надобно будет проскользнуть в щель, и, пробежав мимо Горыни спрятаться где-нибудь внутри пекельного прохода, пока не уляжется шум и суета возле открывшихся ворот. Святозар услышал, как внутри его груди взволнованно застучало сердце, и, чтобы отвлечь себя от тревоги протянул руку потрогал то место, где черная створка впритык подходила к гладкой сине-зеленой стене. Погодя поднял руку вверх и пощупал золотые символы, начертанные на створке и саму черную, холодную поверхность ворот, и, опустив руку, громко сказал: «Вьельня аяслове севколэнко щэвкалё эё Пекло эскэверко нарэчжэга С-А-Т-А-Н-А, СА-ТА-НА!»
И лишь сказал слова силы Святозар, как тотчас золотые символы на черной створке ворот ярко вспыхнули. Еще морг и его одна огромная, вогнутая створка засветилась каким-то странным переливающимся, черным сиянием, и тогда же заскрежетало, заскрипело внутри нее, что-то, а погодя ворота и вовсе зашатались, и вместе с ними зашатался и весь проход. Внезапно в самих воротах громко бухнуло, точно громыхнул раскатистый гром, и створка тяжело поползла на наследника, а в проходе зазвучала тихая и дюже печальная, надрывная мелодия. Между стенкой прохода и Пеклом появилась щель, она начала увеличиваться, показывая внутри широкий буро-земляной коридор. Святозар прижался спиной к гладкой сине-зеленой стене, и когда толстая, каменная, черная створка миновала его, раскрыв проход настолько, что туда стало возможным пролезть, наследник шмыгнул вовнутрь. И, что есть мочи побежал вперед по пекельному коридору, на ходу успевая заметить бурые стены прохода и свисающие с них длинные черные корни деревьев, на которых крепились черные, черно-бурые, да бурые чудища с большими овальными головами, тонкими, длинными плетьми вместо рук, без лиц, волос и ног. Почти возле самых ворот, слева от них, привалившись спиной к стене и вытянув вперед свои огромные, толстые ноги, покрытые черной шерстью, сидел Горыня, и, закрыв глаза, крепко спал. Его громадный рот был открыт, из него текли бурые слюни, и торчали черно-зеленые длинные, кривые зубы, а храп, вылетающий откуда-то изнутри, был похож на рык злобного зверя и наполнял весь коридор. Горыня был не меньше трех саженей в высоту, а голову его покрывали черные, спадающие вниз клоками волосы. Не только ноги, но и руки, и все тело его поросло черной шерстью, а там где шерсть поредела или свалялась, выглядывала зелено-черная кожа. На спине у великана был здоровенный, точно высокая гора горб. Он уперся в стену коридора и от этого голова Горыни лежала у него на груди, и хотя лица его было видно плохо, Святозар все же разглядел широкий, бесформенно-овальный нос, с безобразно приподнятыми кверху ноздрями, нависающий над глазами лоб, толстые, лопатообразные уши с острыми когтями на концах. Наследник пробежал мимо спящего Горыни, и беспокойно шевелящихся на корнях деревьев чудищ, и взволнованно оглядывая коридор, заметил в левой стене не глубокую нишу. Он подбежал к этой нише, и, войдя в нее, развернулся, да, прижавшись к поверхности стены спиной, замер на месте, тяжело переводя дух. И как только он застыл в этой нише, коридор наполнил грубо-визжащий голос, громко сказывающий на языке Богов. Голос сказывал столь зычно, громогласно, что несмотря на то, что Святозар закрыл уши, было все прекрасно слышно: «Аяслове зэскэверко!»